Сегодня в 11:30 стартует открытый поток второго семестра “Системное мышление и методология”, его веду не я, а Юлия Чайковская – и я сам не планирую больше вести эту серию курсов, но на занятиях там буду иногда появляться. Я full time занят сейчас перепиской “Методологии” и обсуждением проблем новых наших корпоративных клиентов. С этими корпоративными клиентами надо держать ухо востро: их может осенью оказаться много, и преподавателей у нас будет банально не хватать, преподавание в нашей Школе ведь не основная работа наших мастеров, не у всех есть время и желание вести группы, они чаще предпочитают вести оргреформы в своих организациях. Но уж как-нибудь.
Новая группа пойдёт по новому курсу “Методология”, я хочу успеть его переписать. Я туда прямо сейчас вставляю результаты исследований последнего месяца, я их уже кратенько прописывал в блоге:
– методолог бывает фундаментальный, и это каждый агент, когда он встречается с чем-то новым, или когда он разбирается с прикладной методологией своей предметной области
– методолог бывает прикладной, и это когда он обладает значительным кругозором в методах работы систем (как целевых, так и создателей) в своей предметной области, занимается “схемотехникой” в разных предметных областях, моделирует процессы (как физические с 1D моделированием, так и “рабочие процессы”). Методолог часто совмещается как роль с ролью проектировщика и ведёт диалог с архитектором. Я уже услышал от нескольких методологов после знакомства с материалами в блоге, что они впервые начали осознавать, чем именно занимаются.
– опережающе в “Методологии” говорится про операционный менеджмент, ибо нас во всей программе интересует рывок: ускорение выпуска продукта (оказания сервиса), рост прохода. И вся эта методология нужна не только для того, чтобы выпустить качественный продукт, а чтобы выпускать качественный продукт быстрее (в том числе за счёт уменьшения числа переделок, надо будет выполнять работу по методу один раз, а не три раза с учётом того, что “один раз сделал, два раза переделал из-за ошибок с методом”).
Когда чуток разобрался в методологии, легче сообразить стало про то, чем занимаются в исследованиях по AGI, какие тренды. Там наконец-то прекратили обсуждать как главную тему архитектуры ANN для LLM (хотя, конечно, там продолжают обсуждать всякие альтернативы с прежними “два прорыва в неделю” – главным образом экономят компьют и память при прежних результатах, “сетки поменьше, результаты побольше”). Основные темы теперь легко раскладываются по системным уровням и связаны главным образом с методологией:
– по-прежнему alignment, хотя истошность уже немного снизилась. Обсуждают Sonnet 3.5, который очень трудно заставить делать что-нибудь плохое, и ещё снижение творческих возможностей сетки из-за попыток быть законопослушной. Прямо как из фантастики: каждый раз, когда кто-то строго работает по непреложным правилам, получается плохо. И когда правила выкидываются вообще, тоже плохо. Делать-то что?!
– как сделать реально мультимодальную LLM, ибо самые крутые сценарии сегодня оказываются с картинкой на входе (картинка на выходе, например, какой-то график, требуется много реже, и её проще получить – достаточно выдать текст, на выходе которого картинка). Ещё всем хочется, чтобы нейросетка ещё и могла что-то услышать без передачи в текст (скажем, услышать интонацию, много реже – музыку)
– как нам сделать программу, которая как-то обращается к LLM или даже разным LLM, чтобы выполнить сложное рассуждение, а не просто “запросить – получить ответ – показать ответ”. По факту обсуждаются функциональные модели (“принципиальные схемы”)
– дальше на первый план вылезают мультиагентные системы, работ по ним огромное количество. Собственно, это магистраль. Не может быть одного сверхумного агента на планете, всегда будет сообщество агентов, популяция. Как устроено разделение труда для AI? AGI ожидается не от одного омни-эрудированного агента, а от сообщества специализированных на разных предметных областях агентов. И тут тоже обсуждается методология, функциональные модели сообществ, “принципиальные схемы” (главным образом графовое представление).
Я поеду на первую неделю мультиданс-фестиваля Q-fest (с 1 по 8 сентября, https://vk.com/qfestdance) как спецгость: проведу там серию семинаров по методологии социальных танцев. Я потихоньку продолжаю думать о том, как лучше предъявить людям сложность социальных танцев. Стать хорошим танцором можно лет за пять обучения, и пианистом можно стать лет за пять обучения, и инженером можно стать лет за пять обучения — это немножко контринтуитивно, поскольку понятно, что инженеры за это время проходят аж 4 семестра матана, а на старших курсах ещё и сопромат, и ещё много чего, а танцоры вроде бы “только танцуют”. В университете какие-нибудь химики за это время сдают квантовую механику. Пианисты за столько же времени научаются только быстро шевелить пальчиками, а танцоры – просто шевелить руками-ногами и узнают, что “корпус” тоже можно гнуть в разные стороны. В случае инженеров понятно, что “всего много, надо много времени”. Но как понять, чего именно много в танцах, чтобы так долго учиться? Тем более что учишься одному, а счастье потом находишь совсем не в том, чему учился — и инженеры редко работают “по специальности”, и танцоры редко танцуют те танцы, которым их учили поначалу. А ведь и танцоров, и пианистов, и инженеров можно учить быстрее — если понимаешь, чему учить, и учишь прямо, а не “исподволь”. Нельзя предложить грамотную методику преподавания, если не понимаешь, какому методу учишь. Авторов курсов должно быть двое (и редко они сочетаются в одном человеке – методолог и методист), курсов по изучаемым предметам должно быть тоже много, ибо много самих изучаемых предметов. Инженеров прогоняют по двум десяткам курсов для двух десятков предметов, пианистов тоже обычно учат на разных курсах, если это хорошее образование (и играть научат, и гармонии, и читать ноты, и сольфеджио, и основам импровизации/композиторства, и стилистике классики, зстрады, джаза, и сложной ритмике), это только в начальной школе и начальной музыкальной школе один препод на все предметы. Должен быть культуртрегер, который определяет, чему учить надо, а чему — лишнее. Танцевальные школы тут только-только избавляются от идеи одного многостаночника, который и хорошо танцует сам, и хорошо разобрался сам во всём — чём всём? не проверишь ведь, пока не предъявят списочка, в чём именно надо разобраться. Затем танцора изготавливает сам танцор (нельзя научить, но можно научиться), которому помогают самые разные преподаватели. Заметим, что преподавателей, которые идут по курсу, которые не они разработали — много. Школьные и вузовские учебники писали не те люди, которые по ним преподают. Хотя в университетах образование иногда устроено и так, что учебники не успевают писаться, “профессор вышел из исследовательской лаборатории, снял грязный халат и прочёл студентам лекцию о том, что он понял на прошлой неделе” — лучшие вузы раньше работали по вот такой модели, сейчас о ней забыли, но в танцшколах это ведущая модель, поэтому каждый “профессор” вынужден преподавать и свеженайденное в лаборатории, и сочинять учебник для уже устоявшихся начальных знаний — и заодно преподавать это как устную, а не письменную традицию (привет, времена былин и сказителей, времена традиции личной передачи знаний в единоборствах), и заодно тут же один и тот же человек “читает лекции” и “проводит семинары”. Всё сам, всё сам. Вот и покажем содержания танцевального образования. Вот картинка разложения танцевальной культуры в культурный спектр:
